Корейское влияние на японскую культуру

Всем, кто бывал в Корее, известно, что эта страна всегда находилась под сильным влиянием Китая. Чтобы убедиться в этом, достаточно просто оглядеться по сторонам. Однако только историки понимают, насколько велико было это влияние.

На протяжении полутора тысячелетий корейской истории — от возникновения первых корейских государств в III-IV н.э. и до конца XIX века — государственным языком страны был древнекитайский. На древнекитайском осуществлялась вся деловая переписка, составлялись огромные корейские летописи, выходили законы, писалась и печаталась вся литература для верхушки. До самого конца XIX века никому не могло и в голову придти, что королю можно направить официальную бумагу, написанную по-корейски. На корейском выходили лишь книги для простонародья, отдаленный аналог нынешних дешевых детективов и дамских любовных романов в бумажных переплетах, причем даже и эти дешевые издания появились сравнительно поздно, только в XVII веке. Вся "серьезная" литература — от интеллектуальной прозы до справочников и энциклопедий — писалась только на древнекитайском или, как его называли в Корее, ханмуне (то есть, в буквальном переводе, "ханьских письменах"). Не случайно, что даже корейская письменность в те времена презрительно именовалась "бабьим письмом" — имелось в виду, что ей владели женщины и простолюдины, в то время как образованны мужчина должен был читать и писать исключительно на языке культуры, то есть на древнекитайском.

Разумеется, любой образованный кореец до начала XX века совершенстве владел ханмуном. Речь шла только о письменной форме языка, об умении читать и писать. На ханмуне не говорили и в самом Китае, где языком устного общения был современный китайский (точнее его многочисленные диалекты) — далекий потомок древнекитайского. Сам древнекитайский — это китайский язык I тысячелетия до нашей эры. Именно на этом языке писали классики конфуцианской философии, в том числе и сам Конфуций. С течением времени живой китайский язык, изменяясь, отдалился от своего предка примерно так же, как, скажем, французский от латыни, но сохранил за собой статус языка культуры и бюрократии. Как и в Корее, в самом Китае на живом языке писались только развлекательные романы да сочинения проповедников, которые должны были зачитываться вслух неграмотным простолюдинам. Вся официальная документация велась на древнекитайском, который также был и языком серьезной литературы. Китайские простолюдины древнекитайского не понимали — также как и корейское или японское простонародье. Владение древнекитайским языком во всех этих странах было одним из важнейших признаков, отличавших образованного человека от простолюдина.

Основная задача старой корейской школы заключалась именно в обучении ханмуну и тому, что было с ханмуном связано. Самым трудным было вовсе не заучивание нескольких тысяч иероглифов (это-то, как раз, не так сложно, как кажется непосвященным), а овладение грамматикой и образной системой языка, который по своему происхождению очень далек от корейского. Вдобавок, корейский интеллигент или чиновник должны были не только свободно владеть древнекитайским языком как таковым, но и хорошо разбираться во всей классической китайской культурной традиции. Образованный кореец должен был знать хитросплетения китайской политики полуторатысячелетней давности, помнить наизусть сотни страниц китайских поэтических произведений, разбираться в запутанных (и, на мой взгляд, весьма заумных) философских построениях неоконфуцианства. В корейской школе в старые времена учили именно этому. Учили неплохо, так что в результате китайская классическая культура для образованного корейца становилась родной. Многие корейские ученые, поэты и писатели получили международное признание именно благодаря тому, что писали они на ханмуне, так что их труды могли прочесть не только в самой Корее, но и в остальных государствах региона. Древнекитайский был государственным языком не одной только Кореи, но также и Вьетнама, и Японии и, конечно же, самого Китая.

Собственно говоря, в особой роли Китая и древнекитайского языка нет ничего особенного. Похожую картину можно было увидеть также и в других местах, и в иные эпохи. Новорожденные королевства средневековой Европы в меру сил копировали Римскую Империю, создавали свои законы по образу и подобию римских и в качестве государственного языка использовали латынь (на которой к тому времени уже никто не говорил). Государства Южной Азии точно также копировали древние индийские королевства и придали статус государственного мертвому языку священных текстов — санскриту. Страны Ближнего Востока подражали первым арабским халифатам, и объяснялись на литературном арабском, который очень далек от та называемых "диалектов арабского", то есть живых языков, на которых говорят жители нынешних арабских государств. Подобные примеры можно приводить до бесконечности:

Причина такой тяги к заимствованиям вполне понятна. Когда первобытные племена только начинали создавать государство, их вожди и жрецы всегда предпочитали учиться у более развитых соседей. Действительно, зачем изобретать велосипед? Соседняя великая держава всегда давала наглядные уроки — и технические, и военные, и политико-административные. Уроки следовало перенимать и. Как правило, преуспевал тот, кто перенимал их наиболее эффективно.

Нет ничего удивительного и в использовании иностранного языка в качестве государственного. В средние века никто в принципе и не ожидал, что простолюдины будут читать и писать, грамотность была привилегией чиновников и священников, которые составляли, самое большее, 3-4% населения (обычно — меньше). Эта небольшая группа всегда могла выучить иностранный язык, владение которым служило и почетным знаком принадлежности к избранным, и давало доступ к Священному Канону, который в те времена воспринимался как истина в последней инстанции (в зависимости от региона таким Каноном могла быть и Библия, и Коран, и Веды, и Классики Конфуция). До наступления эпохи индустриализации и капитализма, языком культуры и образования почти всегда становился священный язык — тот, на котором были составлены священные тексты главной религии данного общества. В Европе эту роль играла латынь (язык католической Библии), на Ближнем Востоке — классический арабский (язык Корана), в Индии — санскрит и пали (язык Вед и буддистских сутр), а на Дальнем Востоке — вэньянь (язык конфуцианского канона). Низы, простонародье, конечно, говорили на своих родных наречиях, из которых со временем возникнут современные "литературные языки", но до поры до времени эту речь низов никто всерьез не воспринимал.

Эта система ушла в прошлое только с началом индустриализации, когда возникла необходимость обучать грамоте не только будущих чиновников и жрецов, но и простолюдинов — будущих рабочих и мелких клерков. Обучать их священному языку было и не нужно, и дорого, отсюда — переход в образовании на национальные языки, который в Европе произошел в XIV-XVI веках, а в других регионах — много позже. На Дальнем Востоке первым от древнекитайского отказался Вьетнам — и не по своей воле. Когда французские колонизаторы в середине XIX века захватили Вьетнам, они ввели там латинскую письменность. Цель этого мероприятия никто особо не скрывал: новый алфавит отрывал молодежь от старой традиции и национальных корней, способствовал ее вестернизации и офранцуживанию. Практически одновременно ханмун потерял статус государственного языка и в Японии. Дольше всего древнекитайский сохранял положение на своей исторической родине: переход на современный язык начался в Китае только в 1919 г. и завершился уже при коммунистах. В Корее же корейский язык стал государственным в 1894-1896 гг. Однако еще много десятилетий владение древнекитайским было обязательным для любого образованного корейца, а китайские иероглифы широко использовались в текстах на корейском языке для написания заимствованных слов до самого недавнего времени.

Понятно, что влияние Китая на Корею не сводилось к языку и литературе. Корейская государственная структура на протяжении многих веков копировала китайскую, хотя и с небольшими отклонениями — примерно так же, как госструктура "братских социалистических стран" в шестидесятые и семидесятые годы копировала советскую. Количество и функции министерств, основные принципы деятельности бюрократии, государственные ритуалы — все это в старой Корее создавалось по китайскому образцу. По сути, государственный аппарат Кореи времен династии Ли (Чосон, 1394-1910) представлял из себя уменьшенную копию государственного аппарата Китая времен династий Тан и Сун. Совпадали названия большинства органов управления, их задачи, подчиненность, принципы контроля — правда, штаты в Корее были много меньше. Любопытно, что сейчас корейские историки, великолепно зная об этом факте, стараются о нем не упоминать (по крайней мере, в изданиях, предназначенных для массового читателя) и пишут о корейском аппарате так, как будто его структуру разработали в самой Корее.

Не удивительно, что в политическом отношении Корея была близким союзником Китая. Формальной основой ее внешней политики на протяжении XV-XIX веков был принцип "садэчжуи" (в переводе с китайского "служение сильному"). Корейское правительство признавало верховенство китайского императора, его претензии на роль Повелителя Вселенной, и обязывалось оказывать ему помощь во время тех военных кампаний, которые Китай изредка вел поблизости от рубежей Кореи. В обмен на это Китай брал Корею под свое покровительство, защищал ее от внешних вторжений (и, главное, не нападал на нее сам). Сейчас эта политическая линия дружно осуждается историками. Интересно, как бы вели они себя на месте корейских правителей лет триста-четыреста назад? Даже если забыть о культурных связях и искренним уважении, которое корейская верхушка испытывала к китайской классической культуре, все равно ясно, что конфронтация с Китаем была бы для Кореи в те времена просто самоубийством.

Тем не менее, нынешние обвинения историков отражают стремление (продиктованное в основном национализмом) преуменьшить иностранные влияния на Корею. Похожее происходит не только в Корее, нот и в других странах, некогда входивших в серу культурного влияния Китая — во Вьетнаме, в Японии. Некогда единое культурное пространство делится на национальные квартиры — примерно так же, как сейчас делят российско-советское наследие вновь возникшие республики СНГ. Можно ли говорить об украинской философии или литературе так, как будто они не была частями единой философии и единой литературы всей Российской Империи или СССР? Нельзя — если хочешь быть честным ученым. То же самое относится и к старой Корее, которая издавна была частью единого восточноазиатского культурного пространства (чтобы по этому поводу не писали сейчас официальные издания).

Содержание

• 1 Содержание
  • 1.1 Архитектура
  • 1.2 Скульптуры
• 2 Технология
  • 2.1 Железное изделие
  • 2.2 Глиняная посуда и фарфор
  • 2.3 Укрепления
  • 2.4 Подвижная печать типа
  • 2.5 Инструменты
• 3 Литература
• 4 Императорская семья
• 5 Смотрите видео: КИТАЙ И ЯПОНИЯ — ОДНО И ТО ЖЕ?!

Содержание

Позже на протяжении веков иммигранты с Корейского полуострова сыграли большую роль в формировании японской культуры. В наибольшей степени это проявилось в течение V-VI веков с появлением на Японских островах иероглифической письменности, буддизма и т.д. В результате многочисленных переселений из Кореи на японские земли до XIII века происходила ассимиляция и их смешивание с местным населением, соответственно это оказывало влияние и на культура, быт, традиции [1] . Следы корейского стиля заметны даже в самых древних образцах японской живописи и архитектуры , начиная от дизайна буддийских храмов в Японии до различных артефактов.

Также на развитие Японии сильное влияние оказали отношения, построенные с отдельными независимыми государствами, существующими в Корее в период Кофун [2] .

В классический период большинство инноваций, которые появлялись в Корее (как результат близких отношений с Китаем), перетекали затем в Японию.

Одним из ярких проявлений влияния корейской культуры на японскую являются шаманские традиции. Японскую культуру Яёй, которая зародилась в I веке до н.э., территориально можно разделить на культуру бронзовых мечей и копий (на острове Косю) и культуру бронзовых колоколов дота-ку (на острове Хонсю). К шаманским обрядам японской культуры можно отнести поклонение бронзовому зеркалу с концентрическими кругами. У корейских шаманов, также бронзовое зеркало считалось символом небесного духа, что в свою очередь связано с солярным культом. Почитание бронзовых зеркал можно было считать частью культуры Северного Кюсю, что также связывают с культом солнечной богини Аматэрасу [1] .

В период Кофун Корея была единственным источником железных мечей, копий и шлемов в Японии. Первые кирасы, пластинчатые брони прибыли в Японию именно из Кореи. В 618 году Когурё привёз в Японию первый арбалет. [3]

В те годы лошади были главным военным средством передвижения, а также оружием. Именно иммигранты из Пэкче создали первые фермы по разведению лошадей в японской провинции Кавачи.

В начале V века керамические изделия были импортированы из Кайя и Силлы в Японию, и вскоре техника керамики, печи и гончарного круга перетекли из Кореи в Японию. Керамическое изделие, изготовленное японцами называлась Sue и стала очень популярной в Японии. [3]

Архитектура

Самый старый японский буддистский храм, Asuka-dera, построенный под руководством мастерами из древнего корейского королевства Бэекдж, от 588-596. был смоделирован на расположение и архитектуру Baekje. И один из ранних больших храмов в Японии, таких как Храм Shitennō-ji был основан на типах из древней Кореи.

В 601, принц Shōtoku начал строительство его дворца, первого здания в Японии, чтобы иметь плиточную крышу. Рядом с ним он построил свой храм, который стал известным как Hōryū-ji. Он нанял много квалифицированных мастеров, монахов и проектировщиков от Baekje для этого проекта. Храм стал его личным религиозным центром, где он учился с буддистскими священниками Хиеджей и Дэмджингом из корейского королевства Гогериео, это также разместило людей, которые практиковали медицину, медицинские знания, являющиеся другим побочным продуктом буддизма. Рядом с храмом были общежития, которые разместили студенческих монахов и учителей-монахов.

Первый Horyu-ji сгорел дотла в 670. Это было восстановлено, и хотя это, как думают, меньше, чем оригинальный храм, Horyu-ji сегодня почти такой же в дизайне как тот, первоначально построенный Shotoku. Снова, храм был восстановлен художниками и ремесленниками от Baekje. Работа скобки золота Baekje бронзовая пагода соответствует работе скобки Hōryū-ji точно. Деревянная пагода в Horyu-ji, а также Золотой Зал, как думают, является шедеврами седьмого века архитектура Baekje. Два других храма, Hokki-ji и Horin-ji, были также, вероятно, построены ремесленниками королевства Кореи Бэекдж.

Скульптуры

Одним из самых известных из всех буддистских скульптур с периода Asuka, найденного в Японии сегодня, является «Kudara Kannon», который, когда переведено, имеет в виду «Baekje Guanyin». (Kudara — японское название корейского королевства Бэекдж), Эта деревянная статуя была или принесена от корейского Baekje или вырезана корейским скульптором-иммигрантом из Baekje. Это раньше стояло как центральная фигура в Золотом Зале в Horyu-ji. «Это высокое, стройное, изящное число, сделанное из леса камфоры, рефлексивно из самого благородного государства в эти Три периода Королевств. От короны открытой разработки до дизайна опоры лотоса статуя отмечает превосходящее мастерство 7-го века художники Paekche». Прежде всего подсказка, которая ясно указывает на ручную работу Бэекджа, является дизайном короны, который показывает характерный образец лотоса жимолости, найденный в экспонатах, похороненных в могиле короля Мунионга Бэекджа (правил 501-523). Число выпячивания от лепестков идентично, и намотка виноградных лоз, кажется, то же самое. Короны почти идентичного типа остаются в Корее, выполненной и в позолоченной бронзе и в граните. Кулоны короны указывают на перенос от проектов shamanist, замеченных в корейских коронах пятого века.

Другая статуя Hōryū-ji, «Guze Kannon» сделан из позолоченной древесины в корейском стиле. Kannon сохраняет большую часть своего золота. Это находится в превосходном условии, потому что это было сохранено в Зале Мечты (Yumedono) и обернуто в пятьсот метров ткани и никогда не рассматривалось в солнечном свете. Статуя, которая первоначально прибыла из Baekje и, как считалось, была священна и осталась невидимой, пока это не было развернуто в требовании Эрнеста Феноллосы, которому приказало японское правительство занести искусство в каталог государства и позже стал хранителем в Бостонском Музее. Fenellosa также полагал, что Kannon был корейским, кто описал Kudara Kannon как «высший шедевр создания Corean». Согласно отчету Shogeishō (聖冏抄), компиляция древних хронологических записей и традиций о японском принце-регенте Шотоку Тайши, который был написан японским монахом (1341-1420), 7-ми Патриархами секты Jodo, Guze Kannon — статуя, которая является представлением короля Сена из Baekje, который был вырезан согласно распоряжению последующего короля Видеока из Baekje.

Больше примеров влияния Кореи было отмечено в Нью-Йорк Таймс, репортер которой пишет, смотря на национальные сокровища Японии как скульптура «Hokan Miroku», которая прибыла из Silla и была сохранена в Храме Kōryū-ji, «Это — также символ самой Японии, и воплощение качеств часто раньше определяло Японскость в искусстве: формальная простота и эмоциональное спокойствие. У видеть его означал быть мгновенный японский опыт. У меня был мой. Поскольку оказывается, тем не менее, что скульптура Koryuji не японская вообще. Основанный на корейских прототипах, это было почти наверняка вырезано в Корее», и «Очевидный результат расследования шоу должен установить, что определенные классические «японские» части «фактически корейские».

В 8-м веке группы Скульпторов происхождения Baekje и Silla участвовали в строительных работах Храма Tōdai-ji. Бронзовая статуя Великого Будды в Храме Tōdai-ji была преобладающе сделана корейцами. Замечательный проект Будды контролировался корейским мастером Baekje, Гонгмэриео (или Kimimaro на японском языке) и имел много мастеров Silla из Кореи, работающей с начала проекта. Великий Будда был наконец брошен, несмотря на большую трудность на основании умения импортированных мастеров из Silla в 752. Кроме того, скульптура Silla, кажется, проявила значительное влияние на стили раннего периода Heian в Японии.

В 588, корейский живописец Бэекга (白加) был приглашен в Японию из Baekje, и в 610, корейский священник Дэмджинг приехал в Японию из Goguryeo и преподавал японцам метод подготовки пигментов и живописи материалов.

В 15-м веке стоя перед рабством и преследованием, поскольку неоконфуцианство взяло более сильный захват во время Династии Joseon в Корее, много буддистско-сочувствующих художников начали мигрировать в Японию. Однажды в Японии, они продолжали использовать свои буддистские имена вместо их рождения (данного) имена, которые в конечном счете привели к их происхождению, о котором в основном забывают. Эти художники в конечном счете женились на женщинах по рождению и воспитали детей, которые не обращали внимания на их историческое происхождение. Много известных художников в Японии попадают в эту категорию. И Су-мун, который уехал в Японию в 1424, чтобы избежать преследования буддистов, нарисовал известную «Ловлю Зубатки Тыквой». Известный Tenshō Shūbun Shokoku-ji также прибыл в то же самое судно как И Су-мун. Корейский живописец И Су-мун, кто как художник в месте жительства семье Asakura daimyo Echizen в центральной Японии, должен был играть важную роль в развитии японского рисунка тушью: Он, как считают, был основателем происхождения живописи Daitoku-ji, который достиг его вершины во время великого владельца Дзэн Ikkyū и его последователи.

Soga (曽我派), группа японских живописцев, активных от 15c через 18c, также требуемое происхождение от корейского живописца-иммигранта И Су-муна и определенные стилистические элементы, замеченные в картинах школы, предлагают корейское влияние. Muncheong (или Bunsei на японском языке) был другим корейским живописцем-иммигрантом в 15-м веке Япония, известная только печатью, размещенной в его работы, существующие и в Японии и в Корее.

Технология

Различные методы обработки металлов, такие как железообрабатывающий, панцирь, духовка, бронзовые колокола, используемые в период Йаю Япония по существу, произошли в Корее. Во время периода Kofun, в пятом веке, многочисленные группы ремесленников, которые стали рабочими золота специалиста, шорниками, ткачами и другими, прибыли в Ямато Япония из королевства Бэекдж Кореи.

Железное изделие

Железная обработка и методы создания меча в древней Японии могут быть прослежены до Кореи.

«Рано, а также текущая японская официальная история покрывает большую часть этих доказательств. Например, есть железный меч в Святыне Горного Божества Puyo в Asuka, Япония, которая является третьей по важности исторической синтоистской святыней. Этот меч, который недоступен общественности, имеет корейскую форму Shamanstic и надписан с китайскими символами золота, которые включают дату, соответствующую 369 нашей эры. В то время, только самая образованная элита в королевстве Пэекч знала этот стиль китайского письма».

«Меч Inariyama, а также некоторые другие мечи, обнаруженные в Японии, использовал корейскую систему 'Idu' письма». Мечи «произошли в Paekche и что короли, названные в их надписях, представляют королей Paekche, а не японских королей». Методы для того, чтобы сделать эти мечи были теми же самыми стилями из Кореи.

Глиняная посуда и фарфор

Это теоретизировалось, что глиняная посуда Йаю произошла из Заключительного оборудования Jomon под влиянием полуостровной корейской Простой традиции Глиняной посуды. Два основных типа печи — оба все еще в использовании — использовались в Японии к этому времени. Банк, или восхождение, печь, корейского происхождения, встроен в наклон горы с целых 20 палатами, увольнение может занять до двух недель. В восходящем потоке, или бутылке, печи, деревянный огонь во рту покрытой траншеи запускает горшки, которые находятся в палате с круглыми стенами в конце траншеи огня, вершина покрыта за исключением отверстия, чтобы позволить дыму убежать.

В 17-м веке CE, корейцы принесли искусство фарфора в Японию. Корейский язык слоняется также установленные печи в Карацу, Arita, Мандарине, Хаджи, Takatori, Agano и Yatsushiro в Японии.

Укрепления

Японские археологи обращаются к Оно Фортрессу, Ки Фортрессу и остальным как крепости корейского стиля. Из-за их близкого подобия структурам основывался на полуострове во время того же самого общего периода. Подобие не случайное. Люди, признанные Хрониками Японии для строительства крепости, были всеми бывшими предметами древнего корейского королевства Бэекдж. Особенно в течение периода Tenji, японцы, кажется, одобрили экспертов по укреплению Baekje, помещая их технические навыки, чтобы использовать в укреплении Японии против возможного иностранного вторжения.

Подвижная печать типа

Иезуиты ввели Западный подвижный печатный станок типа в Нагасаки, Япония в 1590, работали двумя японскими монахами, которые изучили приглашение на однотипные роли в Португалии. Подвижная печать типа, изобретенная в Китае в 11-м. век, развитый от глины до керамики, и затем бронзового сплава медного олова, базировал подвижную прессу типа. Обработки технологии были далее улучшены в Корее. Toyotomi Hideyoshi, принесенные корейцу Японии, печатают технический персонал и их шрифты в 1593 как часть его добычи во время его неудавшегося вторжения в это полуостровное (1592-1595). Тот же самый год, корейский печатный станок с подвижным типом послали, как подарок для японского Императора Идет-Yōzei. Император приказал, чтобы это использовалось, чтобы напечатать выпуск конфуцианского Классика Сыновнего Благочестия: 孝経. Четыре года спустя в 1597, очевидно из-за трудностей, с которыми сталкиваются в кастинге металла, японская версия корейского печатного станка была построена с деревянным вместо металлического типа, и в 1599 эта пресса использовалась, чтобы напечатать первую часть Nihon Shoki (Хроники Японии).

В связи с отправкой императором Киммеи послов в Baekje в 553, несколько корейских предсказателей, врачей и calendrical ученых послали в Японию. Буддистский священник Baekje и врач Гваллеук приехали в Японию в 1602, и, селясь в храме Genkōji (現光寺), где он играл известную роль в создании школы Sanron, проинструктировал несколько студентов суда в китайской математике астрономии и calendrical науке. Он ввел китайский Yuán Jiā Lì (元 嘉暦) calendrical система (развитый Hé Chéng Tiān (何承天) в 443 C.E.) и переданный его умение в медицине и аптеке японским ученикам, таким как Hinamitachi (日並立)

В области корейской и японской музыкальной истории известно, что древняя Корея влияла на древнюю музыку Японии. С 5-го века музыканты из Кореи посетили Японию со своей музыкой и инструментами. Komagaku, буквально «музыка Кореи», относится к различным типам японской музыки суда, полученной из Трех Королевств Кореи, позже классифицированной коллективно как Komagaku. Это составлено из чисто инструментальной музыки с ветром — и струнные инструменты (стал устаревшим), и музыка, которая сопровождается танцем маски. Сегодня, Komagaku выживает только как сопровождение танца и обычно не выполняется отдельно японским Имперским Домашним хозяйством.

Инструменты

В 8-м веке, то, которое напоминает западную арфу и порожденный в Ассирии, было введено от Baekje до Японии наряду с корейской музыкой. Это имеет двадцать три последовательности и было разработано, чтобы играться в вертикальном положении. И длинная цитра с 12 последовательностями Shiragigoto была введена уже в 5-м или 6-й век от Silla до Японии. Оба вышли из популярного употребления в ранний период Heian.

Некоторые инструменты в традиционной японской музыке произошли в Корее: Komabue — флейта пересечения с шестью отверстиями корейского происхождения. Это используется, чтобы выполнить Komagaku и Azuma asobi (скандирования и танцы, сопровождаемые ансамблем части). San-no-tsuzumi — барабан формы песочных часов корейского происхождения. У барабана есть две головы, которые поражены, используя единственную палку. Это играется только в Komagaku.

Литература

Несколько корейцев Zainichi были активны на японской литературной сцене, начинающейся в последней половине двадцатого века.

Во время Периода Asuka Японии ученые и монахи из корейского королевства Бэекдж служили и учителями и советниками правителей Японии. В 552, король Сен Бэекджа ввел Японии похвальный мемориал, состоящий из обучения буддизма, имиджа Shaka Butsu в золоте и меди и нескольких объемах «Сутр». После начального входа некоторых мастеров, ученых и ремесленников от Бэекджа, император Киммеи просил корейских мужчин, которые были квалифицированы в предсказании, календарном создании, медицине и литературе. В течение 6-го века Сога Умако пошел на многое, чтобы продвинуть буддизм в Японии с помощью Goguryeo, Бэекджа и королевств Silla древней Кореи.

Корейское влияние на японские законы также приписано факту, что корейские иммигранты были в комитетах, которые составили законные кодексы. Были китайские иммигранты, которые были также неотъемлемой частью в обработке первых законов Японии. Восемь из 19 членов комитета, проектирующего Кодекс Taihō, были от корейских семей иммигрантов, в то время как ни один не был из надлежащего Китая. Кроме того, структурирование местных административных районов и налога дани основано на корейских моделях.

Китайские символы обычно используются, чтобы представлять значение (как идеограммы), но также использовались, чтобы фонетически представлять слова на некитайских языках, таких как корейский язык и японский язык. Практика использования китайских символов, чтобы представлять звуки некитайских слов была, вероятно, сначала развита в Китае во время династии Хань, часто чтобы расшифровать санскритские термины, использованные буддистами. Это распространение практики к корейскому Полуострову во время этих Трех периодов Королевств, первоначально через Goguryeo, и позже к Silla и Baekje. Эти фонограммы использовались экстенсивно, чтобы написать местные топонимы в древней Корее.

История того, как ранние японцы изменили китайскую систему письма, чтобы развить родную орфографию фонограммы, является неясными, но scribal методами, развитыми в полуостровном корейце, играл важную роль в процессе развития Man'yōgana. Установленное представление — то, что иммигранты из Кореи и их потомки играли оригинальную раннюю роль в развитии письма в Японии, man’yogana системе, один из самых громоздких, когда-либо созданных, будет казаться, будет должен долг Paekje в частности наиболее культурно сложный из этих Трех Королевств,

Теория, что man’yogana система обязана влияниям из королевства Пэекч в частности хотя конкретным данным недоставало, очевидно отражает академическое согласие, Запросы о помощи от ученых Paekje сохранены в Nihon Shoki и Кодзики, который называет два таких формирующих числа иммигрантов, Atikisi (阿直岐) и Wani (和邇 / 王仁) в этом отношении. Произношение китайских символов в этом периоде таким образом может отразить что ток в королевстве Пэекдж.

Императорская семья

Согласно, Takano никакой Niigasa, фон натурализованных членов клана, не был потомком 10-го поколения короля Муриеонга из Baekje, который был выбран в качестве любовницы для Императора Kōnin и впоследствии стал матерью императора Кэнму. Это теоретизировалось, что у японской имперской линии есть корейская родословная. Как сообщается в National Geographic, Уолтер Эдвардс, преподаватель японских исследований в университете Tenri в Наре, заявляет, что «Связи крови между Кореей и японской императорской семьей зарегистрированы с восьмого века. Даже нынешний император [Акихито] сказал, что у него есть корейская родословная». С 1976 археологи запрашивали доступ к могиле Gosashi, которая, как предполагается, является местом отдыха императора Джингу, но эти запросы отрицались. В 2008 Япония дала ограниченный доступ на сайт археологов, но не позволяя раскопок. Как National Geographic написал, Япония «сохраняла доступ к могилам ограниченным, вызывая слухи, что чиновники боятся, что раскопки показали бы связи родословной между «чистой» императорской семьей и Кореей»

Смотрите видео: КИТАЙ И ЯПОНИЯ — ОДНО И ТО ЖЕ?!